Любовь к родному языку зарождается в семье
Раньше с удмуртской культурой я сталкивалась в детстве, когда приезжала в деревню к бабушке. Там и пели по-удмуртски, и блюдами национальными кормили. Мне всегда это нравилось. Но после её смерти связь с удмуртским оборвалась. Вообще, у меня удмуртская семья, мама хорошо понимает речь, но говорить на удмуртском языке никто уже не умеет.
И вот судьба снова меня свела с культурой удмуртов – я поступила в УдГУ на Институт удмуртской филологии, финно-угроведения и журналистики по направлению Журналистика. На первом курсе у нас были общие пары с филологами. Тут я поймала себя на мысли, что даже немного понимаю, о чём они говорят между собой. Видимо, время, проведённое в деревне у бабушки, оставило свой след. А потом в студсовете я познакомилась со своим молодым человеком, и он, конечно же, оказался удмуртом.
Благодаря Паше удмуртский снова вошел в мою жизнь. Мы частенько собираемся с его друзьями-удмуртами, ходим на удмуртские мероприятия и ездим к нему в деревню. Особенно люблю, когда мы бываем в гостях у его бабушки, она мне так напоминает мою бабулю, и я как будто снова попадаю в детство.
Большое Волково, деревня Паши, находится в Вавожском районе. В самом начале улицы расположился большой двухэтажный дом. В нём живет семья Зориных. С порога нас встречают с радостными криками и объятьями самые маленькие домочадцы: Дамирчик (2 года) и Давид (5 лет). Потом прибегает Арина (12 лет). Улыбка до ушей, на щеках ямочки, без слов крепко обвивает руки вокруг моей талии, я не могу пошевелиться. Потом скромно подходит беззубый Петя (9 лет), смущённо протягивает руки. После подходят хозяева дома — мама и папа. Тоже обнимают, говорят, что давно не приезжала в гости.
Для родителей большая радость, когда семья в полном составе: Настя с двумя детьми и мужем, Тёма, Паша, Данил, Максим, Арина, Петя. Не заскучаешь. Вечером после бани все собираются на первом этаже в зале. Дети шумно играют, остальные смотрят телевизор — обычно юмористические шоу, разговаривают, делятся тем, что происходит в жизни. Чем больше я провожу время в окружении удмуртов, тем больше начинаю понимать язык. Когда попадаешь в такую семью, понимаешь, что у удмуртского языка ещё есть будущее.
Самый скромный из домочадцев — Петя. Он очень мечтательный мальчик, очень добрый и чуткий, любит читать приключенческие комиксы. Петя не так много говорит по-удмуртски, лишь с друзьями для шутки, а еще на уроках удмуртского языка. Особенно ему нравится переводить тексты с удмуртского, потому что у него это получается лучше всех в классе.
На вопрос «хотел бы ты знать язык лучше?» он ответил: «Если я плохо буду знать язык, то со мной не будут разговаривать, и я не буду ничего понимать». Петя считает, что удмуртский очень важно изучать, и он бы хотел, чтобы его дети тоже знали язык. «Например, ты приехал в город, где говорят по-удмуртски, а русского там не знают, и других языков тоже, и ты не понимаешь, что они говорят. А вдруг там скажут тебе что-то важное, а ты не поймешь?» – говорит Петя.
– Лучше всех у меня в семье по-удмуртски говорит бабушка. Она же давно родилась, а тогда удмуртский все хорошо знали и все его изучали. Если она попросит, то я с ней тоже говорю по-удмуртски. Я еще с Дамиром по-удмуртски разговариваю, он тоже русский ещё не понимает.
Дамир и Давид – это Петины племянники, дети его старшей сестры Насти. Ей 26 лет, она уже создала свою семью: муж Артём и двое сынишек. Старший – Давид, младший – Дамир.
С ранних лет Дамир и Давид являются носителями двух языков – русского и удмуртского. Когда Давид говорит по-русски, его папа делает вид, что не понимает сына. «Уг валаськы! Мар тон вераськод? Удмуртчен вера, мон уг валаськы» («Не понимаю! Что ты говоришь? По-удмуртски говори, я не понимаю»), – говорит Артём. А с младшим они почти всегда говорят по-удмуртски. Когда Дамирчик просит попить, он говорит: «Ву! Ву!» («Вода! Вода!»). Даже его первые слова — это удмуртские слова. Ему, кстати, 17 октября исполнилось 2 годика.
По словам его папы, дети всегда успеют погрузиться в русскую культуру, а научить удмуртскому – это задача родителей.
Настя:
– Дамирчик-то ещё путём не разговаривает. А Давид у нас вообще раньше только по-удмуртски говорил, прямо удмурт-удмурт был, на русском вообще не разговаривал. Как в садик начал ходить, так всё. Там с ними не говорят на родном языке. Да и мы как-то это упустили. Могли же продолжать только по-удмуртски разговаривать, и как-то у него сошло это на нет. Но сейчас с Дамиром он пытается на удмуртском говорить. Со всеми на русском, и только с ним на удмуртском (смеется). Давид вообще интересно разговаривает. Иногда путает, перемешивает слова. Удмуртское слово «сугон», что в переводе «лук», соединяет с русским. Получается «лугон».
Таких детей называют билингвами. Они владеют двумя языками на уровне родного. В раннем возрасте они не понимают, что говорят на двух разных языках. Осознание приходит с возрастом.
Настя:
– Мне всегда хотелось, чтобы мои дети знали родной язык, свои корни. Поэтому как-то приучали. А муж у меня вообще до корней волос удмурт, он больше меня расстраивается. Артём очень хочет, чтобы дети по-удмуртски говорили. Даже меня ругает, если я на русский с ними перехожу. А с Давидом он один всё ещё воюет, не сдаётся – хочет, чтобы тот по-удмуртски говорил. Он же умеет.
Артём – муж Насти, родом из деревни Кузили Алнашского района. Всё, что вы слышали и знаете про удмуртов, это есть в семье её мужа. Когда алнашские с гармошками наперевес приехали свататься, вспоминает Настя, она была в шоке. «Они же там все танцуют!» Это было очень непривычно для неё, так как она знала Артёма совсем с другой стороны. «А тут узнала, что он такой у меня удмурт», – смеётся.
– Его семья соблюдает больше традиций, чем наша. У нас то, можно сказать, вообще деревня обрусевшая стала. А у них в школе и математику на удмуртском объясняют. Если мне так математику объяснять начнут, даже я, наверное, ничего не пойму!
Настя работает учительницей начальных классов в МОУ «Большеволковская СОШ». Их школа считается национальной, но там, по её словам, «вообще ужас с удмуртским».
– Дети из удмуртскоговорящих семей приходят в первый класс почти все русскоговорящие. Это вообще очень большая проблема. Хотя у нас будто бы национальная школа, мы должны преподавать не «Ӟеч-а бур-а удмурт кыл!», не «Анай кыл» – это лёгкая программа, а именно удмуртский язык. А они вообще ничего не знают. Может вот я «наудивлялась», и теперь мой сын тоже русским стал.
Многие удмурты стесняются своей национальной принадлежности. Настя вспоминает, когда она с родителями приезжала в город, ей было стыдно, что она «вотянка». Даже казалось, что люди пальцем на них показывают. А сейчас всё совсем по-другому. Ей повезло с преподавателями в колледже – они прививали любовь к родному языку.
– И как-то пришло потом понимание, что в этом ничего постыдного нет. Я наоборот должна гордиться, что я коренная вообще-то удмуртка! Даже иногда ловлю себя на мысли, что по-русски не могу выстроить нормально предложение (смеётся).
Настя беспокоится о будущем удмуртского языка.
– Много слов новых появляется, мне кажется, что это не очень хорошо. Это не исконно удмуртские слова, это уже как будто что-то не удмуртское.
По мнению Насти, нужно прививать любовь к языку ещё со школы, объяснять, что это их уникальность.
– Мне кажется, это только подростковый возраст самый сложный, где дети могут сопротивляться. Потом они сами ещё поймут. Главное сейчас им дать основные моменты, что удмуртский, всё-таки, надо знать.
В воспитании Насти и её братьев большое участие принимала бабушка Вера. Почти все детство они провели у неё. Бабушка им рассказывала разные легенды, пела песни, водила за грибами, даже научила рыбачить.
– Когда ночевали у неё, утром просыпаешься – печка уже истоплена, пахнет выпечкой свежей, хлебом, легкий дымок от угольков. Почему-то мне надо было всегда проснуться раньше мальчиков. Помню ещё, бабушка картошку отварит, капусту квашеную достанет – так вкусно было! Когда она сидела на скамейке или работала в огороде, всегда пела.
Даже сейчас поехать к бабушке на другой конец деревни — это целое событие! Малыши спешат забраться в машину, чтобы раньше всех увидеться с прабабушкой. Особенная связь бабы Веры с внучкой Ариной.
Арина учится в 7 классе. Очень весёлая, добрая девочка, любит поболтать. Вот что она рассказывает про свою бабушку:
– Бабушка у меня самый лучший человек. Когда придешь к ней, она обнимет, поцелует. Я немножко помогу ей по хозяйству, а она, не знаю зачем, сразу деньги дает. Ещё любит шутить. Например, когда я табани помогаю стряпать, она говорит: «Всё, можно замуж выдавать!» Когда я к ней прихожу, мы с ней всё время болтаем, телевизор смотрим. Я ей все секреты доверяю. Бабушке сказать не страшно, потому что она все равно поддержит меня.
Баба Вера живет в конце деревни, примерно за три километра. Летом Арина бывает у неё чаще – приезжает на велосипеде. Она помогает бабушке выйти погулять в огород, подышать воздухом. Бабе Вере уже тяжело ходить, ей 80 лет. Говорят они друг с другом по-удмуртски.
– Когда я начинаю с ней по-русски, она меня передразнивает и специально с ярким удмуртским акцентом говорит: «Я тебя не понимаю!» Я с бабушкой даже по телефону по-удмуртски говорю.
Бабушка часто вспоминает молодость, рассказывает о тех временах со слезами на глазах, говорит, что очень хорошо тогда жили, весело, задорно. «Вот бы сейчас жить как в молодости», – говорит баба Вера. Раньше люди все вместе были, а сейчас не так.
Баба Вера очень любит петь старинные удмуртские песни. Поёт всегда: когда весело, когда грустно – неважно.
– Все песни мамины. Новые, нынешние песни стираются из памяти, а старые засели в голову, и всё! Утром встаю, если не пою – дышать тяжело, поэтому на весь дом пою, громко.
Любовь к пению досталась бабушке от её мамы. Вообще мама у неё была очень умная: и русский, и удмуртский, и татарский понимала. И молитвы все на удмуртском языке знала наизусть. Внуков – детей бабы Веры, этим молитвам научила. «А теперь даже «Осто, Инмаре!» («О, Господи!») не говорим уже», – расстраивается бабушка.
Время неумолимо сменяет одно поколение другим, а удмуртский язык до сих пор крепко держит свои позиции благодаря таким семьям. Когда родители беспокоятся за то, чтобы дети знали свои корни, когда внуки говорят с бабушками по-удмуртски и мечтают, чтобы их дети тоже знали язык – вот это ценно. Конечно, проблема обрусения удмуртов была всегда, ещё со времён переселения русских на территории удмуртов, а это 11 век! А потом ещё и массовое насильственное крещение в 18 веке… Но язык всё равно не исчез. Семья Зориных крепко держится за родной язык и является достойным примером для других семей, которые стали терять связь со своими корнями. Язык жив, пока на нём говорят. А если жив язык, то жив и народ.